Выступление российского президента Владимира Путина перед участниками Всемирного экономического форума в Давосе – событие неординарное. Путин в последние годы – я бы даже сказал, десятилетия – не так часто позволяет себе выступления перед аудиториями, в которых не находятся специально одобренные “хлопальщики”. И международных аудиторий это касается в той же степени, что и внутрироссийских
Об этом для “Граней” пишет Виталий Портников.
Сервильность – главное условие выступлений Путина. Мы хорошо помним, как он бесился в начале своего правления, когда оказывался за границей на пресс-конференциях с журналистами, которые не боялись рискнуть работой или аккредитацией в Москве (а что взбесившийся Путин может и “новичкнуть” обидчика, тогда мало кто понимал). Он раздражался, даже угрожал. И все понемногу сжалось до безумных прямых линий, Валдая и прочей пропагандисткой трескотни со статистами.
Давос, пусть даже и виртуальный, – это все же другая аудитория. Аудитория, которой нужно посылать сигналы, а не ждать от нее восторженного гомона. То, что Путину сейчас, да еще после неудачных для него президентских выборов в США (и первый телефонный разговор с Байденом это в очередной раз доказал), нужно такие сигналы посылать – и если не Америке, то хотя бы Европе – бесспорно. Но Путин, как это обычно бывает с засидевшимися на троне авторитарными правителями, сигнализировать разучился.
Читайте также: Із приходом Байдена Європі треба не повторювати помилок, яких вона припустилася за Обами
Его речь – это не сигналы. Это угрозы. То есть Путин, собственно, и говорит об угрозах в своем любимом стиле, рассказывая о кризисах, крахе цивилизации и прочих ужасах и призывая к сотрудничеству, для того, чтобы этот крах предотвратить. Но он вовсе не считает, что для такого сотрудничества его режим должен измениться, Россия должна измениться. Нет, он призывает измениться Запад. А не то…
В длинной речи Путина есть это самое “а не то” – если внимательно присмотреться. Путин говорит об опасности “поиска того, кого можно обвинить во всех бедах”. О том, что “градус внешнеполитической пропагандистской риторики нарастает” – очевидно, не с российской стороны. И что “более агрессивным станет характер практических действий” – очевидно, не с российской стороны. И “подобная игра без правил критически повышает риски одностороннего применения военной силы – вот в чем опасность, применение силы под тем или иным надуманным предлогом”. Это тоже как бы не с российской стороны. Но если перевести эту фразу с путинского на человеческий язык, ее довольно просто расшифровать: если вы будете продолжать душить мой режим санкциями, я буду стрелять.
И ничего нового в этой угрозе, кстати, тоже нет. Разве Россия не применяла в одностороннем порядке военную силу в Грузии? Разве Россия не применяла в одностороннем порядке военную силу в Украине? Разве российские военные не стали опорой режима Асада в Сирии? И почему, скажите, Путин должен остановиться, если Запад не хочет принять его таким, каким он есть. И если даже захочет.
Читайте также: ПАРЄ потурає російським злочинам – Портников
Потому что все эти призывы к компромиссу и даже взаимной “любви” – они временные. Путину сейчас трудно, и он хочет, чтобы его полюбили. Но как только шок пройдет или там цены на нефть повысятся, он сразу же вспомнит, что “конкуренция, соперничество между странами в мировой истории не прекращались никогда; и противоречия, столкновение интересов на самом деле тоже естественная вещь для столь сложного организма, как человеческая цивилизация”.
Это и есть на самом деле его политическая философия. Этот все в большей степени расчеловечивавющийся человек не верит в сотрудничество, он верит только в соперничество, он не готов к миру, он в самом лучшем случае готов к временному перемирию за чужие деньги.
И то, что в минуты, когда он выступал перед участниками форума в Давосе, его опричники ломали двери российским оппозиционерам, – это, пожалуй, самый эффектный финал его циничного выступления. И самый точный сигнал.
Leave a comment