Все разговоры о настроениях оккупированных территорий упираются в одну проблему. У нас нет оттуда внятной социологии
Об этом для “Крым.Реалии” пишет Павел Казарин.
Более того – ее и не будет. Проблема даже не в том, что украинские социологи не могут проводить там замеры. И не в том, что российская социология недостоверна.
Проблема в том, что идея проводить исследования на оккупированных территориях заведомо обречена. В ситуации, когда искренность наказуема – часть респондентов будет молчать или недоговаривать.
Собственно, об этом же стоит помнить и в те моменты, когда мы пытаемся судить о настроениях оккупированных территорий по социальным сетям.
Собирательный образ комментатора из захваченного Крыма и оккупированной части Донбасса довольно прост. Любит Россию, презирает Украину, ждет российских флагов на Крещатике. Вдобавок он сулит крах Евросоюзу, радуется американским погромам и огорчается успехам Илона Маска. Спорит агрессивно и склонен выступать от лица целого региона.
Читайте также: Той, хто агітує за російськомовну Україну, насправді агітує за Росію від Ужгорода до Владивостока – Портников
И было бы ошибкой пойти у него на поводу.
Степень радикальности поведения человека в социальных сетях определяется одним простым фактором. Какая судьба его ждет, если в его регион вернутся украинские флаги? А все потому, что те, кому выпало жить на оккупированных территориях, сегодня делятся на две группы. Одни успели сжечь мосты с Украиной. Другие – нет.
Одни успели повоевать против украинской армии. Послужить в оккупационных администрациях. Отметились мародерством на Донбассе или строят карьеру в крымских “органах власти”. Другие – живут пространством частной жизни. Не соприкасаются с административными вертикалями. Сохраняют возможность пересекать линию разграничения.
Первые прекрасно понимают, что в случае возвращения Украины им придется покинуть регион. Над ними маячит угроза уголовного преследования и судебных исков. Победа Украины будет означать для этих людей персональное поражение. И потому они не стесняются в выражениях, когда добираются до соцсетей. Бравируют непримиримостью и стараются звучать как можно радикальнее. Российская оккупация – это единственный их шанс на собственное будущее.
Со второй группой все иначе. Они не переступали украинских законов. Не нарушали присягу – военную или чиновничью. Причем, они вовсе не обязательно должны быть ярыми патриотами Украины. Куда важнее то, что в их способе жизни официальный Киев не найдет состав преступления.
Читайте также: Парламент ухвалив слушну заяву, але цього мало – В’ятрович
И ровно по этой причине они куда менее активны в социальных сетях. Потому что смена флагов на полуострове или Донбассе не будет сопровождаться для них необходимостью бегства в Россию. Кто-то из них ждет возвращения Украины. Кто-то – просто сосредоточен на бытовом выживании. Но их голоса не слышны именно потому, что они не хотят, чтобы их слышали. Они “ушли под радары” и все, что у них остается – это анонимные аккаунты и разговоры на кухнях.
А потому вслух от лица оккупированных регионов говорят лишь те, кто успел сжечь все мосты. Им некуда отступать – и теперь они яростно поддерживают Кремль. У них не осталось альтернатив – и теперь они грозят Украине расправой. Было бы ошибкой считать их всех поголовно “ботами”. Эти люди всего лишь защищают ту реальность, в рамках которой им нашлось место. Если реальность изменится – места им уже может и не найтись.
Монополия на публичность досталась им случайно. Просто потому, что все остальные вынуждены молчать. Проукраинские голоса на оккупированных территориях преследуются – а потому пророссийские звучат безальтернативным хором. Но было бы ошибкой считать их – выразителями общего мнения.
В этом и особенность ситуации. Мы не знаем настроений оккупированных Крыма и ОРДЛО. Нам не удастся опереться в этом вопросе на социологию. У нас не выйдет промониторить соцсети. Мы можем лишь строить прогнозы и делать предположения, но не более. Именно поэтому меня смешат любые разговоры о “закрытой социологии” и “электоральных настроениях”.
В слове “оккупация” есть много всего. Но чему там точно нет места – так это искренности.
Leave a comment