В Соединенных Штатах есть около семисот памятников, установленных в честь сторонников Конфедерации. Они разбросаны на территории тридцати штатов – в память о южанах, проигравших Гражданскую войну северянам. Монументы мирно пережили двадцатый век, чтобы стать объектом споров в двадцать первом. И теперь одни яростно требуют их сноса, а другие не менее яростно готовы защищать.
Нам часто кажется, что спор об истории – удел стран новых и недавних. Таких как Украина – вынужденных проводить ревизию своего прошлого. Что все остальные со своей историей уже разобрались. Страницы перевернуты, компромиссы найдены, а точки расставлены. На самом деле – ничуть. Битва за прошлое оживает в тот момент, когда результат выборов снова поднимает вопрос о том, кто здесь проиграл.
И в этом смысле у Трампа с Зеленским есть много общего.
Память проигравших
Памятник генералу Роберту Ли установили в Новом Орлеане еще в 1884 году – меньше чем через двадцать лет после поражения Юга в Гражданской войне. Его снесут в 2017-м – после того, как городской совет решит демонтировать все монументы героям Конфедерации.
Впрочем, не Новым Орлеаном единым. В Северной Каролине в 2017-м активисты стянули с постамента памятник солдату Конфедерации, простоявший там почти столетие. Следом была Флорида – там конный монумент сняли и отдали ассоциации, которая в 1904 году заказала его установку. Следом были Джорджия, Кентукки и Теннесси.
Движение по сносу памятников южанам, сражавшимся в Гражданскую за сохранение рабства, началось в 2015 году – после того, как белый расист расстрелял черных прихожан в церкви в Чарльстоне. В его аккаунте в соцсети обнаружили фото со знаменем Конфедерации – и это спровоцировало волну протестов. Только за первые два года им удалось переименовать или демонтировать шестьдесят символов проигравшей армии южан. Но в 2017 году после победы Дональда Трампа это движение получило новый импульс.
Опыт заставляет нас разделять причину и повод. Отдельная трагедия всегда ужасна – но она провоцирует лавину последствий лишь тогда, когда для нее созрели условия. Преступление в Чарльстоне стало триггером, запустившим очередной виток рефлексии в США. Битва за монументы – это спор еще и о том, кто сумел победить в Гражданской войне спустя 150 лет после ее окончания.
Полупобедители
Александр Баунов писал о том, что Гражданская война в США завершилась актом особой щедрости к побежденным. Их героям позволили жить – на уровне региональной памяти и местной идентичности. Эдакий акт милосердия, примиряющий победителей и проигравших. Просто первые прописались на уровне общенациональной иерархии, а вторые – на уровне местночтимой.
Читайте также: Заворушення у США є добрим прикладом того, до чого призводять популізм і політика “простих рішень”
Север примирялся с Югом, пожертвовав частью своей победы. С той лишь особенностью, что эту жертву должно было приносить чернокожее население южных штатов. В 1865 году 13-я поправка запретила в США рабство, но уже через двадцать пять лет были приняты “законы Джима Кроу”, сохранившие сегрегацию в юго-восточных регионах страны.
Раздельные школы и транспорт. Кафе и воинские подразделения. Отдельные туалеты и даже отдельные библии для принесения присяги в судах. Чернокожее население будет добиваться равноправия всю вторую половину двадцатого века. И добьется ее уже на нашей памяти.
Между Мартином Лютером Кингом с его “Маршем на Вашингтон” и инаугурацией Барака Обамы всего лишь 46 лет. Те, кто следил за присягой первого темнокожего президента США, еще застали оцепление Национальной гвардии, не впускающее темнокожих учеников в школы для белых. А сюжет оскароносной “Зеленой книги” разворачивается в 1962 году – и тому же Дональду Трампу в то время уже было 16 лет.
И все это время в южных штатах продолжали стоять монументы героям Конфедерации. Тем самым, что пытались отстоять свое право на рабовладение. Более того, памятники им продолжали ставить и в семидесятые, оправдывая это “местной идентичностью” и “памятью о павших”. На это были готовы закрывать глаза – до тех пор, пока победивший сто лет назад Север продолжал закреплять равенство в законах. Победу Барака Обамы многие и вовсе восприняли как точку в старом споре. Ту самую, что превращает памятники в надгробия.
Но в 2017-м победил Трамп. И стало ясно, что точка превращается в многоточие.
Горе победителям
Любой памятник полисемантичен. Его содержание и смысл всегда определяют современники. И тот же проспект Степана Бандеры в Киеве во многом стал историей про эмансипацию от империи. Невозможный в 2013-м – он появился на картах в 2016-м. После Крыма и Донбасса – как подтверждение права на “символический суверенитет”.
Маркировка территории. Втыкание флага. Прощание с метрополией. Вторжение запустило деколонизацию – и вот мы уже привыкаем жить в пространстве переназванного и переименованного.
И в этой битве памятников Украина хронологически совпала с Соединенными Штатами. Просто там роль “вторжения” выполнила победа Дональда Трампа. Она смотрелась как разворот от повестки прогресса (“сегодня – это несовершенное завтра”) к повестке контрреволюции (“сегодня – это испорченное вчера”). И сам 45-й президент США строил свою избирательную кампанию на ностальгии по прошлому. По тому самому прошлому, в котором многие нынешние американцы чувствовали бы себя, как минимум, неуютно. “Make Amerika great again” – этот лозунг будет близок лишь тем, кто не потратил последние 50 лет жизни на то, чтобы это прошлое похоронить.
Читайте также: Інакше епоха бідності триватиме вічно: що має усвідомити український виборець
После победы Трампа памятники Конфедерации перестали восприниматься в роли символов “региональной памяти”. Их переосмыслили – теперь они не «наследие проигравших», а “олицетворение реванша”. Отныне они уже не безобидная отсылка к сюжету “Унесенных ветром”, а политическая декларация. Дискуссия, которая должна была закончиться с победой Обамы, возобновилась с победой Трампа. И в этом смысле между сносом памятников генералу Ли и нынешними протестами против полицейского насилия не так уж и много отличий.
Future in the past
Победа Зеленского в этом отношении наследует победу Трампа.
Предыдущие пять лет повестка суверенитета могла ощущать себя мейнстримом. Страна ограждала себя символическим частоколом. Эмансипировалась от империи. Искала новый этический стандарт.
Майдан претендовал на роль “праздника субъектности народа”. Что-то наподобие Дня независимости в США или Дня взятия Бастилии во Франции – когда описание торжества позволяет рассуждать о том, что “мы добились”. Но затем победу одержал Владимир Зеленский – и спор об украинском прошлом возобновился с новой силой.
Шаги новой власти многими воспринимаются как реванш. Наверняка недостаточный – с точки зрения избирателя ОПЗЖ. Несомненно избыточный – с точки зрения сторонников повестки суверенитета. Люстрация, языковой закон, декоммунизация улиц – очень многие точки, поставленные в предыдущие пять лет, опять-таки превращаются в многоточия.
Те, кто еще недавно говорил о “конце истории” – пусть даже применительно лишь к Украине – теперь оказались перед необходимостью защищать достигнутое. Дональд Трамп запустил дискуссию о том, что такое США. Владимир Зеленский – о том, что такое Украина. И мы теперь вновь обречены спорить, что для нас норма и чем именно добро отличается от зла.
Те, кто недавно ощущал себя большинством – свыкаются с ролью меньшинства. И, как любое меньшинство, ощущают себя вправе на низовой протест. Тот самый протест, который в США последние три года сносит с пьедесталов памятники солдатам и генералам рабовладельческого Юга.
Вся эта история – лишь очередной пример того, что страна не равна своей экономике. Она не равна своему уровню жизни, финансовым свободам и совершенству госаппарата. Споры о норме, о желаемом будущем и интерпретациях прошлого никуда не исчезают – и тем эфемернее мечта о том, что достаток примирит всех со всеми. Наше настоящее обречено провоцировать нас на споры о нашем прошлом – и считать это “отечественным перегибом” было бы довольно неосмотрительно.
Доказано США.
Leave a comment