Публичные заявления президента России Владимира Путина о массовых протестах в Белоруссии отличаются одновременно силой и двусмысленностью.
Например, он заявил о подготовке «резерва из сотрудников правоохранительных органов» для потенциального применения в Белоруссии. Однако столь широкое определение «сотрудников» может означать многое – от дорожно-патрульной службы и ОМОНа, применяемого для разгона демонстраций, до Федеральной службы безопасности (ФСБ, главного преемника КГБ советских времён) и тяжеловооруженных военных подразделений Росгвардии.
И какие именно обстоятельства могут реально заставить Россию вмешаться? Путин говорит, что этот резерв «не будет использован до тех пор, пока ситуация не будет выходить из-под контроля». Но кто это определит? Если бы это было решение попавшего в осаду белорусского диктатора Александра Лукашенко, тогда Путин мог бы сказать, что Кремль начнёт действовать исключительно «по просьбе законно избранного президента республики». Именно так СССР объяснял свои военные интервенции в Венгрию в 1956 году и Чехословакию в 1968-м.
Но Путин ничего такого не сказал. Более того, из его публичных заявлений можно сделать вывод, что он считает себя, а не Лукашенко, ответственным за политические процессы в Белоруссии. В результате, Лукашенко оказался в плену парадокса: лучше рисковать быть свергнутым, чем обратиться к Путину за военной поддержкой.
Лукашенко понимает, что, пока власть в Белоруссии опирается на силу, она принадлежит тому, у кого под командой больше штыков. Если вдруг в стране появится значительное число штыков, преданных кому-то другому, тогда Лукашенко превратится в марионетку Путина, а затем будет отстранён от власти. Это было бы хорошо для Кремля, но не для Лукашенко. С его точки зрения, мирные протестующие создают для него меньшую угрозу, чем вооружённые российские солдаты.
Лукашенко, скорее всего, будет полагаться на свою проверенную стратегию ведения дел с Россией. Он будет сигнализировать о намерении сохранять теснейшие отношения с восточным соседом, делая акцент на многовековых геополитических связях (хотя у этих отношений уже давно истёк срок годности). А затем он будет стремиться получить политическую и финансовую поддержку в обмен на декларацию приверженности этим отношениям.
Кремль уже объявил о готовности реструктурировать давний долг Лукашенко за нефть и газ. Однако списание старых долгов не предполагает получения новых средств, а именно они нужны Лукашенко. И поэтому он, наверное, надеется немного стабилизировать внутреннюю ситуацию, чтобы потом можно было шантажировать Кремль. Он будет доказывать, что Кремлю надо не требовать погашения долгов, а, наоборот, выслать ему новые средства, чтобы поддержать роль Белоруссии как стратегического буфера против НАТО.
Однако угроза агрессии НАТО всё больше превращается в блеф, и Лукашенко с Путиным понимают это. Растущее число граждан (особенно пользователи Интернета младше 50 лет) перестают с такой же готовностью, как предыдущие поколения, верить Лукашенко, когда он заявляет, что «натовские танки лязгают гусеницами у наших ворот, идет наращивание военной мощи на западных границах нашей страны».
Впрочем, подобная риторика действительно способствует продвижению интересов Путина и Лукашенко. Предполагаемая западная угроза помогает им оправдать собственное продолжительное правление. Мотивы Путина прозрачны. За долгую политическую карьеру у него лишь трижды были всплески популярности, и каждый раз это происходило после маленькой и выглядевшей победоносно военной кампании – Чечня в 2000 году, Грузия в 2008-м и Украина в 2014-м. На фоне этого опыта неудивительно, что он может попытаться сыграть в такую же игру в Белоруссии, предложив россиянам ещё один «блестящий объект», символизирующий величие России.
Кроме того, Путин, несомненно, стремится отплатить за прошлогодний публичный отказ Лукашенко рассмотреть возможность углубления интеграции с России. Тогда Путина весьма беспокоило ограничение его президентских сроков 2024 годом, и он надеялся обнулить их, объединив Беларусь и Россию в «новую» страну (и, естественно, возглавив её). Однако Лукашенко слишком ревниво относится к своей власти, чтобы пойти на подобные жертвы.
В итоге Путин провёл в этом году «народное голосование», чтобы внести поправки в конституцию и гарантировать продолжение своего правления как минимум до 2036 года. Этот плебисцит оказался более трудным, дорогостоящим и проблематичным, чем ожидалось, поэтому теперь Кремль жаждет унизить и наказать Лукашенко, даже если это означает списать его долги.
Тем временем Лукашенко пытается склонить ситуацию в свою пользу. Не только он и политики в Европе анализируют ремарки Путина по поводу «резерва» правоохранительных сотрудников, находящихся наготове. Перед протестующими на улицах Минска и других белорусских городов возникла новая угроза: ослабив одного диктатора, они могут получить вместо него другого, ещё более сильного и к тому же далёкого. Если события вдруг пойдут по худшему сценарию, белорусы могут в итоге получить военный конфликт, бушующий внутри границ страны.
Впрочем, более вероятный сценарий таков: белорусские силы безопасности продолжат попытки подавить демонстрации, а Лукашенко будет сопротивляться стремлению Путина направить в страну «зелёных человечков», которых тот использовал, чтобы оккупировать, а затем аннексировать Крым в 2014 году.
Путин понимает, что ему не стоит вести переговоры с Лукашенко, если у него не будет кнута в руке и пряника в кармане. А поскольку у Кремля, несомненно, ещё есть экономические козыри в рукаве, российская интервенция в Белоруссию будет пока что оставаться исключительно словесной.
Дмитрий ОРЕШКИН, Project Syndicate