Моя мама родом из Красного Кута, села в Антрацитовском районе на Луганщине
Когда в семидесятых годах прошлого века её школу насильно перевели на русский язык обучения, то у всех в её классе мгновенно ухудшилась успеваемость учеников. Дети тупо не могли усвоить материал, поскольку не понимали и половины слов. Особенно математика, биологя и физика.
Директора школы, который пытался сопротивляться русификации, уволили. Учителям, кто его поддерживал, урезали зарплату и надбавки, сократили часы преподавания.
На почтовом отделении вмиг исчезли газеты на украинском языке, остались только “Правда” и “Известия”. Не могли выписать даже “Крокодила”.
Все таблички с названием улиц также заменили на русский, в том числе и табличку на рейсовом автобусе из Фащивки в Антрацит.
Читайте также: Русифікація проти українізації в 1920-1930-х роках. Хронологія боротьби
Назревал чуть ли не бунт местного населения, в связи с чем из Новочеркасска перебросили на время несколько подразделений военной части, а из Ростова прибыло усиление милиции.
Этими пришлыми пополнилась партийная ячейка КПСС, из которой валом повыходило местное население.
Спустя несколько лет русский язык утвердился в луганской глубинке, а украинский трансформировался в жалкое подобие суржика.
Это была вторая волна русификации Донбасса.
Под первую попал мой папа. После войны он пошёл учиться в Сталинском горном институте. Когда ещё Донецк назывался Сталино.
Его группа была последней, которая успела сдать экзамены на украинском. У младших групп за “местечковость” исключали из комсомола.
Таким образом мой отец всю жизнь был против вступления в партию. Что доставило ему массу неприятностей уже на службе в армии. Особенно, когда он командовал дивизионами РЛС средней и дальней мощности в Средней Азии. Особисты нещадно гнобили лишь за одно его происхождение.
Читайте также: Друга хвиля “великої” українізації у СРСР: цей досвід спрацював у часи перебудови
Уже уволившись из армии и работая на шахте Засядько, папа ласкал свой слух українською мовою на глубине в прямом смысле слова. Да, проходчики под землёй общались українською, а поднимаясь на поверхность и переступая порог клети – переходили на русский. Что весьма бесило местный обком партии и отдел КГБ при шахте. Папа бригадиру так никого и не сдал.
Когда я подрастал, мой крёстный и его жена, тётя Паша, балакали со мною всегда на украинском. Да и у нас во дворе на проспекте Россини почти все дети общались на украинском. Пока не пошли в школу и не стали “как вся страна”.
Это была третья, почти незаметная и мягкая волна русификации Донбасса. Я застал её в восьмидесятых, хотя вовсю бурлила перестройка и гласность.
И знаете, что я вам скажу насчёт изучения русского в школе?..
Или догадаетесь сами?
Ибо всю историю моей семьи я помню навязывание языка и искоренение мови.